CentralAsia (UZ) - Добиться кардинальных перемен в укладе жизни, заслужить доверие соотечественников настолько, чтобы они не боялись говорить о своих проблемах, очень трудно, не включив в той или иной степени режим гласности, не сняв табу на свободу слова, не приоткрыв заглушки, запрещающие политическое разномыслие. Так что пока зримыми очертаниями новой эры в Узбекистане остаются подвижки во внешней политике.

Московский Центр Карнеги // Что сможет изменить новый президент Узбекистана

Аркадий Дубнов эксперт по Центральной Азии 02.12.16

В Узбекистане 4 декабря состоятся первые после смерти Ислама Каримова президентские выборы. В прогнозах их результатов наблюдается полный консенсус: вторым президентом страны станет ныне временно исполняющий президентские обязанности 59-летний Шавкат Мирзиёев, до этого в течение тринадцати лет возглавлявший правительство Узбекистана. Сомневаться в этом предписано было забыть уже через несколько дней после кончины Каримова, когда на совместном заседании палат узбекского парламента спикер Сената Нигматилла Юлдашев, который по Конституции должен был временно наследовать президентские полномочия, взял самоотвод в пользу Мирзиёева.

Разумеется, чтобы нарушить Конституцию, верность которой является краеугольным камнем стабильности узбекского общества, должны быть чрезвычайно веские основания. Судя по риторике официальных лиц тех драматических дней начала сентября нынешнего года (Ислам Каримов, по официальным данным, скончался 2 сентября), этими основаниями как раз и стали ссылки на необходимость сохранения той самой стабильности и управляемости вертикали власти в Узбекистане. И не стоит удивляться столь явному парадоксу, он не менее характерен для этой страны, как и регулярные заверения бывших конкурентов Каримова на прошлых выборах о том, что они отдают свой голос за него и проводимую им мудрую политику.

Соперники тоже за

Четвертого декабря среди трех соперников врио президента Шавката Мирзиёева будут два ветерана президентских кампаний: Хатамжон Кетмонов, представляющий Народно-демократическую партию Узбекистана, и Наримон Умаров из социал-демократической партии «Адолат» («Справедливость»). На последних выборах, состоявшихся в марте 2015 года, каждый из них получил около 3% голосов. Дебютантом выборов на этот раз станет кандидат от национально-демократической партии «Миллий тикланиш» («Национальное возрождение») Сарвар Отамурадов.

Как мы видим, все партии в Узбекистане являются исключительно демократическими (Мирзиёев представляет Либерал-демократическую партию). Основной интригой предстоящих выборов остаются пропорции голосов, которые поделят между собой лидеры узбекских демократов, и будет ли победный результат главного из них превосходить те почти 91%, которые на прошлых выборах почти два года назад получил Ислам Каримов.

Точно обрисовал психологическое состояние своих соотечественников узбекский политолог Камолиддин Раббимов: «При Исламе Каримове такие термины или понятия, как «преемник» или же «будущий президент», которые обозначали его уход из власти, были страшнее всякой ереси и запрещены».

Выборы Шавката Мирзиёева – а именно так следует называть предстоящее 4 декабря голосование – для узбекского избирателя будут в этом смысле мало чем отличаться от предыдущих выборов Ислама Каримова. Страх оказаться нелояльным существующей власти вкупе со стремлением последней сделать процедуру волеизъявления по-советски праздничной и по-честному прозрачной, как и раньше, делает выборы в Узбекистане свидетельством «нерушимого единства партии и народа».

Стоит напомнить, что вбросы и «карусели» при голосовании в Узбекистане как-то не практикуются, они там лишние, поскольку применение хорошо знакомого на российских широтах административного ресурса там последовательно и почти искренне заменяется традиционной готовностью не злить попусту начальство. Как пишет Каболиддин Раббимов, «в сознании узбекистанцев государство чем-то напоминает огромного дракона, который все видит и слышит, но этот дракон настолько капризен и упрям, что отличается своей способностью перманентно игнорировать чаяния народа».

Отмежеваться от предшественника

На днях, когда отмечалось двадцатипятилетие первого ельцинского правительства реформ, была впервые опубликована стенограмма заседания Госсовета при президенте РСФСР от 25 октября 1991 года. При обсуждении предстоящих переговоров с прибывшей в Москву делегацией Узбекистана бывший тогда советником Бориса Ельцина Сергей Станкевич заявил, что «соглашение с Узбекистаном, который является самым жестким антидемократическим режимом из всех сейчас существующих, который последовательно нарушает права человека», будет иметь «крайне негативный резонанс». Напомню, речь шла о заключении соглашения между двумя еще формально советскими республиками – РСФСР и Узбекской ССР, ведь Госсовет заседал за полтора месяца до подписания Беловежских соглашений, упразднивших СССР.

Мирзиёев, очевидно, отдает себе отчет, что в создании образа «огромного дракона» в сознании соотечественников есть и его доля участия, но в первую очередь это итог двадцатисемилетнего правления Каримова, его фобий, пристрастий, страхов и комплексов. Поэтому задачей будущего президента будет отделить нарратив нового режима от негатива в каримовском наследии.

Это стремление, в частности, уже нашло свое выражение в случившемся на днях освобождении старейшего политзаключенного на пространстве не только Узбекистана, но и всего СНГ, – 72-летнего бывшего директора НПЗ Самандара Куканова, отсидевшего за решеткой 23 года и 4 месяца, то есть практически вся история независимого Узбекистана при Каримове была пережита им в заключении.

Однако знаковым для этого периода остается еще один политзэк – сидящий в тюрьме брат известного политического противника Каримова, живущего в эмиграции лидера оппозиционной партии «Эрк» Мухаммада Солиха, – Мухаммад Бекджан. Он, считающийся личным заложником Каримова, в тюрьме с 1999 года.

Придется решать преемнику Каримова и самую скандальную проблему, которая уже несколько лет служит источником расходящихся по миру мрачных историй, рисующих Узбекистан царством, где прячут в высокой темнице прекрасных принцесс, морят их голодом и травят народной ненавистью. Речь, конечно, идет о судьбе старшей дочери покойного президента, 44-летней Гульнаре Каримовой, слухи о «загадочной смерти» которой на днях взбудоражили чуть ли не весь мир.

А пока энергично и многообещающе звучат слова даже косметического свойства, посылаемые пиар-командой врио президента Узбекистана. К примеру, Мирзиёев не будет пользоваться загородной резиденцией Каримова Ок-Сарой, там будет устроен музей первого президента Узбекистана. Будет открыто движение по улице Афросиаб, по которой ездил кортеж покойного президента. Для второго президента будет построен президентский дворец в Ташкенте, что само по себе выглядит забавно, поскольку Каримов до сих пор оставался единственным лидером в Центральной Азии, кто так и не выстроил себе помпезную резиденцию в столице.

В день выборов не будет перекрыт сухопутный въезд/выезд из страны, как это делалось раньше в целях безопасности, что полностью блокировало возможность людей перемещаться в этот день в близлежащие районы соседних республик, где проживают их близкие и родственники.

Мирзиёев пообещал принять закон о противодействии коррупции, предложил либерализовать валютный рынок, объявил амнистию для предпринимателей. Уже только эти обещания, если они начнут становиться реальностью, могут стать свидетельством начинающейся оттепели во внутренней жизни Узбекистана.

Подумать только, президент Узбекистана всерьез замахнулся на основу основ узбекской экономики – коррупцию. Он готов ввести свободную конвертацию иностранной валюты, которую заменяет черный рынок, из всего CНГ оставшийся в живых только в Узбекистане. Даже трудно представить, какого уровня сопротивление должен преодолеть бывший узбекский премьер-министр, чтобы обломать головы этим гидрам нынешнего мироустройства узбекского общества.

Но возможно ли это без искренней поддержки этого общества, не боящегося проявить себя в публичном обсуждении своих проблем, не боясь окрика ближайшего раиса (начальника), без свободной прессы, без существенного, если не сказать больше, принципиального слома политического единомыслия, утвердившегося в стране за четверть века единоличной власти Каримова?

Его властный, деспотичный характер определял поведение целого поколения, а то и двух, узбекской правящей элиты и чиновничества на местах. Привычки Каримова даже в повседневной жизни становились чуть ли не эталоном поведения для всего его окружения. Начальники всех уровней, особенно высшие, стремились угадать его пожелания, упредить намеки, подстроиться под настроения.

Узбекский взгляд

Так вышло, что во второй половине 1990-х годов в течение нескольких лет мне довелось – это был не мой выбор – не один раз по многу часов беседовать с Исламом Каримовым один на один (встречи закончились с приходом к власти в Кремле Владимира Путина). Это был очень сложный, но в высшей степени искренний в таком приватном общении человек, чрезвычайно любознательный, с острым политическим чутьем, не скупящийся на злые, неожиданно резкие характеристики в отношении своих ближнезарубежных коллег, имевший свое мнение – подчас весьма экстравагантное – по любому вопросу, касалось ли это истории Узбекистана или отношений с Россией.

Однако, и это сразу стало понятно, Каримов так устроил свою жизнь во власти, что не имел и, кажется, не терпел равных себе собеседников среди своего окружения. Других он не приобрел за долгие годы правления. А общение, как и всякому живому человеку, даже столь могущественному, ему было необходимо. Отсюда и монологи во время его встреч с Путиным, который давал ему выговориться. Отсюда его долгие, с трудом прерываемые публичные выступления.

Во всех этих проявлениях каримовского характера была одна общая черта: он был практически всегда уверен в своей правоте, безапелляционен в своих суждениях, если это касалось ситуаций, к которым он был причастен, и людей, которых он знал лично. Ему казалось достаточным проявить свою волю, чтобы достичь каких-то сдвигов в социальной сфере своей страны, не пытаясь ставить под сомнение режим абсолютной, ничем не ограниченной личной власти.

Так, однажды он попросил помочь ему с созданием на узбекском телевидении аналога российской программы «Взгляд» с приглашением ряда известных журналистов, выходцев из Узбекистана, уже успешно к тому времени работавших в российских СМИ. Каримову нравилось, как молодые ведущие живо и откровенно обсуждают самые нервные вопросы. Я скептически отнесся к такой перспективе, но обещал, вернувшись в Москву, поговорить с коллегами. Нужно ли говорить, что все они отказались, – мы не можем рисковать жизнью своих близких, оставшихся в Узбекистане, ответили они. Ведь, чего бы ни хотел Каримов, любое наше слово, сказанное вслух и не понравившееся местному раису, могло больно ударить по родным.

Вспоминаю это потому, что очень хорошо понимаю и надежды узбекистанцев, связанные с окончанием каримовской эры в стране, и скепсис, порожденный долгой жизнью при прежней власти. Добиться кардинальных перемен в укладе жизни, заслужить доверие соотечественников настолько, чтобы они не боялись реально говорить о своих проблемах, очень трудно, не включив в той или иной степени режим гласности, не сняв табу на свободу слова, не приоткрыв реально тотальные заглушки, запрещающие политическое разномыслие. Очевидно, что нынешняя жестко зарегулированная политическая система с разрешенными официально партийными симулякрами, теми самыми четырьмя демократическими партиями, принимающими участие в президентских выборах, имеет свой предел эффективности и вожжи так или иначе придется отпускать.

В Узбекистане сейчас очень популярна тема введенной новой мирзиёевской властью виртуальной приемной в правительстве, куда могут и уже обращаются тысячи и тысячи людей со своими проблемами, не решаемыми на местах. Это действительно выглядит революционной по нынешним временам мерой, в ряде случаев – эффективной. Но уже множатся жалобы, что виртуальная приемная превращается в место, куда сыплются доносы желающих свести счеты с соседями, коллегами, начальниками и прочее.

Новая внешняя политика

Так что пока зримыми очертаниями новой властной эры в Узбекистане являются подвижки во внешней политике. Ташкент с первых дней временного президентства Мирзиёева взял курс на урегулирование отношений со своими ближайшими соседями по Центральной Азии. Узбекистан в буквальном смысле сердцевина региона, граничащая со всеми входящими в него странами. При Каримове с каждой из этих стран существовали свои, весьма щепетильные отношения. И то, что Мирзиёев поставил во главу угла своей внешнеполитической концепции выстраивание нового modus vivendi с соседями, говорит о серьезности его намерений и адекватности представлений о центральном месте Узбекистана в региональной расстановке сил.

Особенно позитивные ожидания породили инициативы Ташкента в связях с Таджикистаном, которые долгие годы были отягощены непростыми личными отношениями Каримова и таджикского лидера Рахмона. Снижение напряженности на таджико-узбекской границе, некоторые участки которой еще с конца прошлого века остаются заминированными, обещанное с начала будущего года возобновление железнодорожного и авиасообщения между Ташкентом и Душанбе, взаимные дипломатические контакты – все это дает основания для оптимизма.

Успели появиться даже суждения, что Узбекистан откажется от противодействия строительству в Таджикистане Рогунской ГЭС. Такие оценки основаны на прекращении с узбекской стороны активно воинственной риторики на эту тему, но это вовсе не свидетельствует, что Ташкент смирился с планами Душанбе, где строительство Рогуна возведено на уровень национальной идеи. Можно ожидать, что после выборов и инаугурации Мирзиёева в качестве президента Узбекистана Ташкент станет избегать малоконструктивных воинственных реляций и постарается перейти к поиску реального технического, инженерного компромисса в решении этой проблемы.

Вполне доброжелательно стали решаться в последние месяцы и острые застарелые конфликты на спорных участках границы Узбекистана и Кыргызстана. Быстрых решений там ожидать не приходится, но «воля к победе» имеет место. Подобная смена вех в посткаримовской Центральной Азии, как утверждают осведомленные источники в российском МИДе, весьма обнадеживает Москву, поскольку избавляет ее от необходимости постоянно искать пути между узбекской Сциллой и соседними Харибдами, чтобы не навредить своим интересам с обеих сторон.

Не столь однозначно можно оценить будущее российско-узбекских отношений при Мирзиёеве. При всей очевидности их выравнивания в новых обстоятельствах, обусловленных окончанием того этапа, где слишком значительную роль играли личные обиды, ведомственные и корпоративные интриги, стоит принять к сведению некоторые базовые вещи, которыми будет руководствоваться новое начальство в Узбекистане. Сближение Москвы и Ташкента будет иметь свои ограничения, заложенные еще при Каримове: Узбекистан вряд ли в обозримом будущем позволит себе вернуться к отношениям с Россией, которые поставят под малейшее сомнение его военно-политический суверенитет, – никаких военных баз иностранных государств на его территории, никакого участия в военных блоках, никакой совместной деятельности узбекских и иностранных военных за пределами Узбекистана.

Разумеется, будет снят ряд препон на военно-техническое сотрудничество с обеих сторон, но предполагать, что Узбекистан в третий раз готов будет вернуться в состав ОДКБ, не приходится. Характерен в этом отношении диалог, состоявшийся 29 ноября в рамках переговоров между министрами обороны России и Узбекистана Сергеем Шойгу и Кабулом Бердиевым.

Российский министр деликатно дает понять коллеге: «Террористические угрозы в Центральной Азии требуют объединения усилий со стороны России и Узбекистана, ситуация у вашей границы заставляет задуматься еще раз над тем, насколько важно на сегодняшний день сотрудничество в рамках ОДКБ и ШОС». Узбекский министр не менее деликатно отвечает: «Нас с Россией связывает очень многое... количество мероприятий по военному сотрудничеству из года в год увеличивается, что нас радует, в 2017 году их по плану будет в два раза больше, и мы достигнем уровня 36 мероприятий, это очень значительная цифра».

В Ташкенте не намерены выходить за рамки двусторонних отношений с Москвой, и, более того, там считают, что это в интересах России, поскольку она не связана в таком случае обязательствами в рамках своего участия в других структурах.