CentralAsia (CA) - В период Высокого Средневековья – с XI по XIII века – крепостные во Франции не имели имущественных прав. Те, у кого была земля, должны были отдавать почти всё, что они на ней производили, местному сеньору, который мог конфисковать эту землю после их смерти («право мёртвой руки»). В обмен крепостные получали услуги, например, защиту от нападений и доступ к мельнице или деревенской пекарне. Выбора у них особого было: выходить из этой системы и, например, строить собственные мельницы строго запрещалось. Сохранявшаяся вплоть до Французской революции, когда крестьяне получили полноценные имущественные права, эта система во многом похожа на сегодняшние отношения потребителей с интернет-компаниями.

Гаспар Кёниг – философ, основатель и президент аналитического центра GenerationLibre

Project Syndicate, 2018

В нынешнюю эпоху цифрового феодализма у нас почти нет иного выбора, кроме как согласиться – одним кликом – с непостижимо длинным и запутанным набором правил и условий, превращающих нас в объект постоянного наблюдения со стороны интернет-платформ, которыми мы пользуемся. Эти платформы собирают наши персональные данные и продают их множеству третьих лиц, в частности, рекламным компаниям, которые затем показывают нам целевую рекламу.

Для интернет-компаний это очень прибыльный бизнес: ожидается, что к 2020 году стоимость персональных данных пользователей достигнет 8% европейского ВВП. В обмен эти компании предлагают цифровым крепостным, производящим данные, «бесплатные услуги», например, возможность пользоваться социальными сетями.

Это не «экономика совместного потребления» (sharing economy), а оптимизированная ресурсная экономика, опирающаяся на почти бесконечный источник сырья (наши персональные данные) и обогащающая горстку компаний за счёт потребителей. Но, подобно экономике Высокого Средневековья, она созревает для революции в сфере имущественных прав.

Право собственности защищало и придавало силу людям на протяжении тысяч лет, эволюционируя так же, как и технологии. Например, революция книгопечатания привела к появлению прав на интеллектуальную собственность (спасибо, Бомарше), а Промышленная революция сделала популярной патентную систему. Цифровая революция должна привести к появлению права собственности на персональные данные, включая классические элементы этого права: usus (я пользуюсь своими данными так, как я хочу), abusus (я уничтожаю свои данные так, как я хочу, без всяких экзотических «прав на забвение») и fructus (я продаю свои данные ради прибыли, если я этого хочу).

Право собственности на персональные данные будет стимулировать появление рынка персональных данных. Какая-то часть из 3,5 миллиардов интернет-пользователей в мире потребует вознаграждения за использование их данных, которое будет соответствовать той стоимости, которую они создают. Другие же пользователи, которые ценят конфиденциальность, а не прибыль, заплатят справедливую рыночную цену за то, чтобы получают услуги на условиях анонимности. Кстати, именно на это недавно намекала Шэрил Сэндберг, один из технологических топ-менеджеров США, когда предположила, что полный отказ от сбора данных о пользователе в Facebook может стать «платным продуктом».

Речь идёт об очень глубоких изменениях, но возникающие практические проблемы можно преодолеть с помощью уже существующих технологических решений. Например, для управления данными каждый пользователь может создать «умный аккаунт», хранящий информацию и контрактные условия её использования. Что же касается определения цены, то, скорее всего, появятся посредники, которые будут напрямую вести переговоры с крупными платформами от имени миллионов пользователей, а со временем будут созданы и соответствующие рыночные площадки.

Эффективное включение в правовую систему права собственности на персональные данные, конечно, потребует определённого труда. Тем не менее, установление такого права остаётся намного более рациональным и реалистичным решением, чем другие предлагаемые подходы, например, введение права на «информационное самоопределение», как это сделал конституционный суд Германии в 1983 году.

Потенциальные выгоды от расширения контроля частных лиц над их цифровой жизнью далеко не ограничиваются экономической справедливостью. Подобная система позволила бы также расколоть столь часто критикуемые «коконы настроек» (filter bubbles), возникающие из-за работы алгоритмов социальных сетей: они показывают пользователям контент, который подкрепляет их тенденциозные убеждения. В этом смысле право собственности на персональные данные помогло бы смягчить опасную политическую поляризацию, от которой сейчас страдают многие страны.

Ни одна правовая система в мире сегодня не признаёт права собственности на персональные данные. Но эта идея постепенно становится всё более популярной.

Бриттани Кайзер (бывший топ-менеджер, сообщившая о нарушениях в компании Cambridge Analytica, которая занималась сбором политических данных и, как утверждается, злоупотребляла данными пользователей Facebook и других платформ с целью повлиять на ход избирательных кампаний) сейчас выступает за то, чтобы пользователи начали относиться к своим данным как к имуществу, такому же, как дом. Право собственности на дом не превращает вас в жадного спекулянта недвижимостью; оно позволяет вам полноценно участвовать в том, что философ Джон Роулз называл «демократией собственников имущества». Это касается и персональных данных.

Во Франции созданный мною аналитический центр GenerationLibre выпустил 150-страничный доклад о праве собственности на персональные данные, вызвавший ожесточённые дебаты в обществе. На европейском уровне «Общий регламент по защите данных» (GDPR), недавно вступивший в силу, готовит почву для введения прав собственности на персональные данные, гарантируя их портативность.

В США писатель и учёный Глен Уэйл вместе с легендарным пионером виртуальной реальности Джароном Ланье и рядом других авторов недавно выступили с идеей, что к данным следует относиться как к труду (и соответственно вознаграждать). (Я бы предпочёл считать данные, скорее, капиталом, поскольку их источником является принадлежащая нам личность, но, по сути, это всего лишь вопрос семантики). А на практическом уровне растущее число стартапов занимается созданием сервисов монетизации данных.

В своём бестселлере «Homo Deus» историк Юваль Ной Харари предсказывает расцвет «датаизма» (dataism), в котором личная свобода воли приносится в жертву на алтарь алгоритмов. Но люди не должны отдавать себя на милость потоков данных. Благодаря введению права собственности на персональные данные, можно будет укрепить саму концепцию индивидуальности, а вместе с ней и либеральные ценности, сделавшие нашу цивилизацию успешной.