CentralAsia (KG) - «Conde Nast Traveler» — американский журнал для путешественников, издаваемый международной корпорацией Conde Nast Publications, опубликовал статью о Кыргызстане:

С вершины перевала мы смотрели вниз на летние пастбища, мерцающие дымкой. Тени облаков дрейфовали по долине как отдельные блуждающие страны. Далеко на Западе луга переходили за просторы горизонта. На юге возвышались крепостные валы Заалайских гор (Чоналайский хребет), отрог Памира, покрытые снегом, пишет автор статьи Стэнли Стюарт.

Подъехал шаткий грузовик. Веревки удерживали на месте неустойчивый груз - багаж кочевников: палатки и ковры, войлочные рулоны, сундуки и чугунные печи, а также двух мальчиков с ягнятами на коленях.

Когда двери кабины открылись, люди стали вывалиться наружу словно по-волшебству: сначала пятеро, потом десять, потом пятнадцать, большая семья из четырех поколений, от младенцев на руках до бабушки. Они собрались на краю дороги, чтобы посмотреть вниз, как и мы, на долину Чон-Кызыл-Суу, на 2000 футов ниже перевала, развернутого, как карта Земли Обетованной.

Две молодые девушки из грузовика, возможно сестры, стояли рука об руку с бабушкой, вдвое меньше их ростом.

- Может быть, этим летом вы выйдете замуж, - с надеждой сказала бабушка. Девушки засмеялись, склонив головы друг к другу. «Мальчики слишком застенчивы, бабушка».

Вернувшись в машину, мы по спирали спустились с высоты перевала. Звук блеющих овец наполнял дорогу пока не стало казаться, что весь ландшафт пришел в движение. Всадники кричали вокруг, а собаки сновали назад и вперед. Затем на обочине дороги стали появляться прилавки, где продавали чашки с каймаком, масло яка и бутылки кумыса, перебродившего кобыльего молока.

На перекрестке мы миновали поворот, который Марко Поло мог открыть семь веков назад, направляясь в Китай, всего в 80 милях к востоку, через высокие горы Памира. Мы повернули на Запад, следуя по другой дороге, прямой, как нарисованная линия, к лугам, где собирались кочевники.

Каждую весну кочевники Кыргызстана мигрируют из «заточения и тяжелой работы в зимней деревне» в эти долины, где трава обильна и жизнь хороша. Джайлоо - это место, где кыргызы чувствуют себя самими собой среди своих юрт, лошадей и откормленных стад. Эти пастбища - больше, чем просто место. Это состояние души, время надежд, мечтаний и свободы, отмечает автор статьи.

География дала этим регионам их название - Центральная Азия, срединная точка на огромном пространстве Евразийского континента. Но для многих людей они вообще не были центральными. Для цивилизаций классического мира, а также для великих империй Индии и Персии они были далекой периферией, дикими и непредсказуемыми землями за барьерными горами.

Именно в 1920-е годы Сталин, объединив остатки царской империи, создал пять центральноазиатских территорий, чтобы добавить их к недавно образованному СССР. Когда в 1991 году советская волна окончательно схлынула, каждая территория - Казахстан, Узбекистан, Таджикистан, Туркменистан и Кыргызстан, стала новым независимым государством. «Из всех пяти центральноазиатских «станов», Кыргызстан самый скромный, самый ловкий, самый дружелюбный, самый прекрасный и захватывающий», пишет Стюарт.

Запертый среди гор, Кыргызстан обладает нереально сказочным пейзажем: головокружительные перевалы и глубокие долины. Его традиции кочевые - слово кыргыз означает "40 племен" — и до прихода русских в 1870-е годы большинство городов, включая столицу Бишкек, состояло из круглых белых юрт. В прежние времена похищение невесты, часто при попустительстве невесты, было ключом к созданию брака. Лошади занимают центральное место в культуре. Мужчины носят великолепные фетровые шляпы, женщины - платки, как матушка Хаббард, а статуи Ленина по-прежнему стоят на площадях, как декоративные садовые гномы среди цветочных клумб, указывая на будущее, которое никогда не наступит.

Я (Стэнли Стюарт, - прим.ред) бродил по стране неделю или больше, прежде чем прибыл в Кызыл-Суу. Я отправился в поход вокруг восхитительного озера Сары-Челек, где альпийские луга были покрыты цветами. В далеком Сон-Коле, месте ветров и непогоды, где серебряные реки струились словно кружева по полям, я поднялся на высокие хребты, чтобы заглянуть в мир безымянных гор и далеких пустых долин. В Узгене я ступил в разрушенные мавзолеи правителей Караханидов, кочевых царей, чьи владения тысячелетие назад были больше, чем у Индии. В Православной Церкви в Оше я сидел на задней скамье с пожилой русской женщиной, теперь почти слепой, и она рассказывала мне, как ее семья была насильно переселена сюда Сталином два поколения назад в рамках его бесконечных демографических манипуляций, и как она теперь чувствовала себя покинутой.

Из Оша мы направились дальше на юг. Миндалевидные ущелья смыкались на дороге, деревянные мостки пересекали зеленую реку и дорога поднималась на арену облачных вершин. Чем дальше мы удалялись от низин с их базарами, уличным движением и памятниками Ленину, тем оживленнее становился мой проводник Дастан. Он, казалось, расцветал с каждым отдаленным горным перевалом, начинал бурлить энергией и доброжелательностью, когда мы приближались к лугам Кызыл-Суу. Глядя в окно вагона, когда на этих огромных пространствах стали появляться юрты и всадники ускакали вдаль, Дастан удивленно покачал головой. «Наша молодежь должна провести здесь месяц. Они бы узнали, что значит быть кыргызом».

За ветхим городком Сары-Могол мы свернули в сторону и по извилистым тропинкам направились к подножию Транс-Алая, а пухлые рыжие сурки поспешили укрыться в своих норах. Сложность ландшафта распутывалась. Все суетливые детали - дороги, деревни, сельскохозяйственные угодья остались позади, что привело к захватывающей простоте. В травянистых лощинах росли полевые цветы. По склонам холмов поднималась волна овец. И по всем этим бархатным холмам таинственно, как грибы, все росли круглые белые юрты.

Три дня мы провели в юртовом лагере на берегу Тулпар-Куля, одного из многочисленных озер, лежащих в предгорьях Алая. Войлочные юрты были полны ковров и пуховых одеял, чугунные печи согревали их в холодные ночи. Сытные обеды готовились в старом вагоне, переделанным в столовую. Прямо за лагерем возвышался покрытый снегом Транс-Алай. Марко Поло утверждал, что эти вершины были так высоки, что птицы больше не пели, а огонь обжигал холодом. Затерянная среди бурных облаков, самая высокая гора-Пик Ленина, на высоте более 23 000 футов, казалось, светилась бледным пламенем. Ночью озеро казалось призрачным, и на его темной поверхности дрожали отблески звезд.

Здесь не так уж много чужеземцев, и вскоре мы были втянуты в круговорот кочевого великодушия. Были разосланы приглашения, нанесены визиты, на коврах юрт были разложены роскошные обеды - свежие квадратики жареного хлеба и сыра, йогурт и сливочное масло, джемы и мед, бесконечные чаши чая. Гостеприимство настолько важно для кочевой культуры, что были дни, когда мы чувствовали себя счастливыми, чтобы уйти только с двумя или тремя обедами.

Однажды мы встретили охотника на орлов в каменистом ущелье с его птицей. Взгромоздившись на его запястье, орел наклонился к нему, почти кокетливо прижимаясь к его шее, пока он гладил его грудные перья. Казалось, их объединяло какое-то странное единство. Охотник рассказал, что вырастил его и знает его потребности, настроение и характер.

Орел выпрямился, стал настороженным и сосредоточенным, а клюв у него был как крюк для захвата. Повернув голову, он посмотрел сквозь меня твердыми как камень, глазами. Беркут может заметить мышь на расстоянии более двух миль; его внимание было сосредоточено на расстояниях, которые мы даже не могли видеть. Он расправил свои огромные крылья и отлетел от запястья хозяина. Через мгновение он уже парил в тысяче футов над нами и в следующее мгновение, спустившись с неба, он уронил мертвого сурка к ногам своего хозяина.

На другой день мы наткнулись на сыроваров. Две женщины, мать и дочь, помешивали деревянной лопаткой белый свернувшийся сыр. Молодая женщина поспешила приготовить нам обед, устроив пир кочевников на коврах и циновках своей юрты. Пока мы сидели, скрестив ноги и опираясь на подушки, она начала рассказывать нам о своей жизни.

Как будто Венера ждала нас. Мы были чужаками из другого мира, людьми, чуждыми ожиданиям ее собственного общества, людьми, которые не осудили бы ее. Она налила чай и принялась возиться с чашками с медом и маслом. Потом она рассказала нам о своих школьных днях в городе, о том, как она любила историю и литературу, о том, каким был ее учитель, который показал ей другой мир, о том, как она надеялась поступить в университет и самой стать учительницей.

Она вдруг рассмеялась и развела руками, подставляя их солнечному лучу из двери юрты.

- Мой муж-хороший человек, а дети... - ее голос затих. Через дверь было видно, как двое ее детей дерутся из-за палки.

- Моя младшая сестра умерла, - просто ответила она. - Я не могла оставить здесь маму одну да и денег на такие надежды не было.

Она улыбнулась нам и кивнула. Ей было достаточно того, что она поделилась своими исчезнувшими надеждами с людьми, которые могли бы понять, что она имела в виду.

В наш последний день мы встретились с Баки, семидесятилетним патриархом в одной из этих великолепных шляп, старой русской армейской куртке и паре высоких сапог для верховой езды. Он разбил лагерь в длинной пологой долине, окруженной юртами своих шести сыновей. По пастбищам, как разбойники, бегали «банды внуков». Они кружили вокруг нас, дергали за руки и, смеялись, втягивая в свои игры.

Позже в юрте Баки нас ждал еще один обед. Когда я спросил его, сколько внуков у него в семье, он поколебался, сосчитал на пальцах, потом пожал плечами и просто сказал: «много». Я ответил, что это, должно быть, замечательно, когда они все так близко.

Он посмотрел на меня на мгновение, а затем спросил, есть ли у меня дети. Я сказал, что один.

- Один! - проревел он, оглядываясь на одного из своих сыновей, - Один. Что вы делали все это время?

Потом он рассмеялся и взял меня за руку.

- Послушайте, - продолжал он. Он на мгновение поднял палец вверх, призывая к тишине, чтобы мы могли слышать звуки детей, играющих снаружи, их голоса странно удлинились, когда они перекликались друг с другом через открытые пространства пастбища.

- Летние пастбища, - сказал он. - Это сладкое время для них. Они здесь такие свободные. Они будут помнить ощущение этих дней и этого места всю свою жизнь. Как я помню, когда я был здесь мальчиком.

Позже на столе появилась водка и мы выпили за нашу удачу и радость летних пастбищ.

- Возвращайся, - сказал он, когда мы собирались уезжать на своем джипе, - когда у тебя будут внуки, возвращайся. Меня здесь не будет, но напомни этим детям о нашем обеде и играх, в которые ты с ними играл. Возвращайся и посмотри на них. Они будут счастливы с памятью об этих днях.

Он отошел от машины, и мы уехали, помахав ему рукой.

Мы возвращались домой в сумерках, следуя по песчаным следам через луга. По высокому темнеющему небу плыли облака. В сумерках озеро казалось серебряным. Из труб юрт поднимался дым. После ужина я гулял по берегу озера и представлял, как моя дочь держит меня за руку. Я подождал, пока не появились звезды, дрожащие на поверхности воды. Позже, засыпая в уютной юрте, я мечтал о внуках.

В отеле Wild Frontiers можно организовать небольшие групповые поездки и индивидуальные приключения в Кыргызстане. 11-дневный частный тур с гидом, транспортом и некоторым питанием стоит от $2850. За эти деньги можно посетить Бишкек, Сары-Челек, Узген, Ош, Сары-Могол и Тулпар-Куль. Но в эту стоимость не входит сумма за авиарейс, рассказывает в заключении автор статьи Стэнли Стюарт.