CentralAsia (CA) - Гонка Обамы и Ромни в 2012 году стала последней в привычной схеме в политике США, которая с тех пор определяется консервативным популизмом Дональда Трампа. The Times пишет о политической «перегруппировке» в США.

Когда Барак Обама победил на выборах в 2012 году, это, казалось, ознаменовало начало новой эры доминирования демократов, обусловленной ростом нового поколения молодых, светских и небелых избирателей.

Оглядываясь назад, можно сказать, что выборы 2012 года больше похожи на конец эпохи: окончательный триумф социальных движений 1960-х годов над некогда доминирующими республиканцами Рейгана.

Вместо этого именно три выборы Трампа — в 2016, 2020 и 2024 годах — выглядят так, будто в них заложены задатки новой политической эпохи, определяемой консервативным популизмом Дональда Трампа.

Называйте это перестройкой или нет, американская политика уже не та, с тех пор, как Трамп выиграл номинацию своей партии. Две партии сталкиваются из-за областей прежнего консенсуса, даже когда они достигают разрядки по вопросам, которые определили поляризующие выборы 2004 и 2012 годов. Это может дезориентировать любого, кто вырос до Трампа. Может даже показаться, что американская политика перевернулась с ног на голову.

До появления Трампа в американской политике было много такого, что можно было принять как должное. Значение двух партий казалось ясным. Республиканцы представляли трехногий табурет Рейгана из фискального консерватизма малого правительства, религиозных правых и ястребов внешней политики. Демократы представляли рабочий класс, перемены и дела либеральных активистов.

Каждые четыре года обе партии в основном вели одни и те же тяжбы по одним и тем же вопросам. Они перефразировали аргументы о войне и дипломатии; о расходах на социальные нужды и налоговых льготах; о «семейных ценностях» и социальных движениях 1960-х годов; или о торговле и свободном предпринимательстве против труда и защиты рабочих мест. Это привело к предсказуемым демографическим расколам и повторяющимся долгосрочным электоральным тенденциям.

Все изменилось, когда Трамп спустился по эскалатору. По некоторым вопросам может даже показаться, что партии поменялись местами. Сегодня Трамп защищает рабочий класс, ругает элиту, стремится защитить американские рабочие места и критикует традиционную внешнюю политику США, в то время как демократы защищают истеблишмент, нормы и старый внешнеполитический консенсус.

Долгосрочные области двухпартийного консенсуса внезапно стали предметом ожесточенных споров. Иммиграция, свободная торговля, послевоенные союзы Америки и даже поддержка Америкой демократии внутри страны и за рубежом стали определяющими конфликтами между двумя партиями в эпоху Трампа, а не областями согласия. Однако в то же время обе партии, похоже, достигли перемирия в самых ожесточенных битвах эпохи Буша-Обамы, таких как война в Ираке, социальное обеспечение и однополые браки.

Большая часть старого истеблишмента Республиканской партии — вроде Чейни, Ромни, Пола Райана — теперь осталась без дома. В то же время многие бывшие сторонники Обамы, от Роберта Ф. Кеннеди-младшего до Илона Маска, внезапно оказываются в центре мира Трампа.

Этот новый партийный конфликт привел к появлению совершенно разных избирательных коалиций. В 2016 году Трамп добился огромных успехов среди белых избирателей без высшего образования, в том числе в северных штатах, где республиканцы не смогли удержать прорывы. С тех пор он добился еще больших успехов среди молодых, чернокожих, испаноязычных и азиатских избирателей — и сделал это, представляя все, против чего, по мнению демократов, выступали эти группы.

После трех выборов Трампа партийный разрыв между белыми и небелыми избирателями теперь меньше, чем когда-либо с момента принятия Закона о гражданских правах 1964 года. Партийный разрыв поколений сократился на две трети. Возможно, самое поразительное, что старое классовое разделение на богатых и бедных, капитал и труд, по-видимому, исчезло.

Экзит-полы показали, что Трамп теряет избирателей, зарабатывающих более $100 000 в год, и выигрывает среди избирателей, зарабатывающих меньше — включая тех, кто зарабатывает менее $50 000. Если уж на то пошло, то битвы 20-го века становятся вероятными областями двухпартийного консенсуса, причем республиканцы, по-видимому, восприимчивы к труду и расходам на инфраструктуру, в то время как демократы кажутся более открытыми для дерегулирования и средств на стороне предложения для таких проблем, как жилье и энергетика.

На месте старого классового конфликта появился новый образовательный разрыв. До Трампа люди голосовали примерно одинаково, с дипломом или без него. Теперь разрыв между избирателями с дипломом или без него такой же большой, как разрыв в доходах в 2012 году — и так продолжалось до зари исследований опросов.

В некоторых случаях электоральные сдвиги эпохи Трампа можно интерпретировать как ускорение долгосрочных тенденций; в других случаях это новые разработки. В любом случае, эти тенденции привели американскую политику в совершенно иное место.

Можно ли считать все это «перегруппировкой», зависит от того, как определить этот термин. Перегруппировка обычно означает, что одна партия получает значительное политическое преимущество на десятилетия. По этому критерию выборы Трампа явно не дотягивают. У республиканцев едва ли есть какое-либо значимое преимущество; даже если оно есть, совершенно не ясно, продлится ли оно хотя бы четыре года.

Тем не менее, выборы Трампа имеют две черты перестройки: они изменили основной политический конфликт между двумя партиями, и они привели к соответствующим изменениям в двух коалициях. Эти изменения не являются незначительными, и они не только из-за исключительной силы Трампа. Как и предыдущие перестройки, это часть более широких политических изменений, происходящих в западных демократиях, где остатки старого индустриального политического порядка вытесняются чем-то другим.

В одной стране за другой партии старого левого движения, такие как лейбористы в Великобритании или социалисты во Франции, лишали рабочий класс поддержки новому виду консервативного популизма, движимому новыми проблемами, такими как иммиграция, торговля и национальный суверенитет.

Эти проблемы не вписываются в старый идеологический спектр левых и правых. Фактически многие правые партии теперь поддерживают государство всеобщего благосостояния. Однако в каждом случае популистские консерваторы утверждают, что элиты использовали демократические и транснациональные институты для продвижения своих собственных интересов и дел за счет простых людей. Эти политические движения до сих пор боролись за создание прочного политического большинства, но их критика, тем не менее, была самым мощным посланием в политике.

С другой стороны, партии левоцентристов все больше зависят от поддержки нового класса состоятельных выпускников колледжей. Эти партии все еще могут стремиться защищать интересы рабочего класса, но это не было их движущей силой на протяжении десятилетий. Вместо этого они черпают свою энергию из идеалистических, получивших высшее образование прогрессивных активистов, чьи культурные и экономические взгляды часто отталкивают избирателей из рабочего класса. Даже когда эти партии действительно стремятся помочь избирателям из рабочего класса, их политика не наносит электорального удара. Вместо этого их электоральные успехи зависят от формирования коалиций с классически либеральными, но традиционными консерваторами, которые выступают против популистских правых по вопросам торговли, иммиграции, внешней политики и демократии.

Переход от классовой политики индустриальной эпохи продолжался с 1950-х и 1960-х годов, когда послевоенное изобилие и расширенная система социальной защиты в основном удовлетворяли вековые потребности промышленных рабочих. Вскоре после этого рост нового поколения молодых активистов с высшим образованием помог выдвинуть на передний план новый набор проблем — от гражданских прав и прав женщин до Вьетнама — что помогло разрушить коалицию Нового курса.

Это был последний большой переворот в американской политике. В каком-то смысле, все, что можно было принять как должное в политике до прихода Трампа к этому времени или вскоре после этого. Партии были переопределены; даже ножки трехногого табурета Рейгана можно переделать в оппозицию культурной революции 1960-х годов, антивоенному движению и Великому обществу. Последствия привели в движение следующие пять десятилетий избирательных боев и тенденций.

Оглядываясь назад, победа Обамы над Ромни стала кульминацией этой эпохи. На последних выборах демократы и республиканцы заняли свои обычные позиции и снова оспорили битвы той эпохи. В конце концов, Обама победил со скромным отрывом, но, тем не менее, это, казалось, вынесло решающий вердикт по всей эпохе: победили либералы.

К 2012 году Америка была многорасовым, светским, либерально настроенным обществом. Менее чем через 50 лет после принятия Закона о гражданских правах Америка избрала чернокожего либерального президента. Вскоре, как предполагалось, она изберет женщину-президента. Однополые браки были популярны, и вскоре они станут узаконены. Следующей была марихуана. Всего через несколько лет демографические сдвиги обещали превратить скромную победу Обамы в прочное демократическое большинство.

Этот либеральный триумф в войне культур произошел на фоне финансового кризиса и войны в Ираке, которые одновременно нанесли огромные удары по консенсусу эпохи Рейгана в отношении меньшего правительства, дерегулирования и неоконсервативной внешней политики. С победой Обамы доминирующая после 1960-х годов консервативная политическая коалиция закончилась.

Четыре года спустя Трамп уничтожил то, что осталось от трехногого табурета Рейгана, и переопределил Республиканскую партию вокруг нового набора вопросов. Он захватил мантии популизма, перемен и рабочего класса, проводя кампанию по новым вопросам: торговля и Китай, иммиграция, энергетика и излишества недавно доминировавших левых с высшим образованием, либеральных, «политически корректных» или «проснувшихся». В конце концов, демократы потеряли свое основное послание и избирателей, которых они считали частью своей базы.

Хотя республиканцы не победили в избирательном сокрушительном перераспределении, консервативный популизм Трампа достаточно решительно победил в политических дебатах. По вопросам безопасности границ, внутреннего производства энергии, торговли, Китая или дерегулирования демократы движутся к сути повестки дня Трампа. Два главных исключения — аборты и демократия — были ранами, нанесенными самим республиканцам, ранами, которые сразу же помешали более решительной победе республиканцев и затмили степень, в которой консервативный популизм захватил центр американской политики.

Называете ли вы это перестройкой или нет, это новая эра политики.