CentralAsia (CA) - Проект «Republic» опубликовал отрывок из новой книги Роберта Сапольски «Всё решено: жизнь без свободы воли».
Выдающийся нейробиолог Роберт Сапольски бросает вызов устоявшимся представлениям о свободе воли: он утверждает, что наше поведение предопределено биологическими и социальными факторами. Опираясь на современные научные данные, в том числе нейробиологии, генетики, квантовой механики, автор убедительно доказывает: на наши действия сильнейшим образом влияют и генетическая предрасположенность, и воспитание, и даже случайные события в жизни. В результате мы практически лишены настоящего выбора.
Сапольски подробно описывает эксперименты, доказывающие, что человеческий мозг принимает решения раньше, чем мы их осознаем, и таким образом ставит под сомнение нравственные и юридические основы идеи свободной воли. Значит ли это, что необходимо отказаться от осуждения и наказания преступника, который на самом деле якобы ни в чем не виноват?
Что вам дано и как вы этим распоряжаетесь
У Като и Финна (имена изменены) дела идут прекрасно: в драках они прикрывают друг друга, а по части секса каждый служит товарищу вторым пилотом. У обоих сильный характер, и, когда они объединяются, на пути у них лучше не становиться. Я смотрю, как они мчатся по полю. Като вырвался вперед, но Финн сокращает дистанцию. Они пытаются догнать и повалить газель, которая несется со всех ног. Като и Финн — павианы, преследующие добычу. Если они поймают газель, что более чем вероятно, Като примется за еду первым, поскольку он в иерархии доминирования — второй, а Финн — третий.
Финн все еще пытается догнать. И вдруг я замечаю, что его бег едва заметно изменился — это трудно описать в точности, но, наблюдая за Финном достаточно долго, я знаю, что будет дальше. «Идиот, ты все испортишь», — думаю я. Похоже, Финн решил: «Хватит с меня объедков! Хочу есть первым и все самое вкусное». Он прибавляет ходу. «Ну что за дураки эти павианы», — думаю я.
Финн прыгает Като на спину, кусает и сбивает его с ног, чтобы первым вцепиться в газель. Естественно, сам он при этом спотыкается и летит кувырком. Павианы поднимаются, злобно глядя друг на друга, газели и след простыл; выгодному союзу конец. Като больше не хочет вступаться за Финна в драках, и вскоре Финн уступает свое место в иерархии Бодхи, номеру четыре, после чего его тузит уже номер пять, Чед.
Некоторые павианы просто так устроены. Потенциала у них хоть отбавляй — мощная мускулатура, острые клыки, — но в иерархии они не продвигаются, поскольку никогда не упустят возможности упустить возможность. Импульсивным поступком они разбивают коалицию, в точности как Финн. Не в силах удержаться, они бросают вызов альфа-самцу в борьбе за самку и получают отпор. Они не могут придумать ничего лучше, чем сорвать зло на первой подвернувшейся и очень неподходящей для этого самке, после чего ее взбешенные высокоранговые родичи изгоняют нарушителя из стаи. Первостатейные неудачники, способные противостоять чему угодно, кроме искушения.
И среди людей полно таких примеров, что всегда приводят на ум слова «растратить» и «промотать». Спортсмены, которые расходуют свои таланты на вечеринках. Одаренные дети, растрачивающие способности на наркотики* и праздность. Золотая молодежь, просаживающая семейные деньги на тщеславные сумасбродные проекты, — согласно одному исследованию, 70% семейных состояний пускает по ветру второе поколение наследников. Моты и транжиры, ничем не лучше Финна.
* К моему удивлению, в ряде исследований было показано, что дети с высоким IQ больше других склонны к наркомании и алкоголизму во взрослом возрасте. — Здесь и далее примечания автора книги.
Но есть люди, которые с потрясающим упорством и стойкостью преодолевают выпавшее на их долю невезение. Опра Уинфри, которой в детстве приходилось носить платья, сшитые из мешков из-под картошки. Харланд Сандерс, ныне известный как Полковник Сандерс, который, прежде чем озолотиться, безуспешно пытался продать свой рецепт жареного цыпленка в 1009 ресторанов. Марафонец Элиуд Кибет, который упал за несколько метров до финиша, но все равно до него дополз; кенийская бегунья Хайвон Нгетич, которая проползла последние 50 м марафонской дистанции. И, конечно, слепоглухонемая американская писательница и активистка Хелен Келлер и ее учительница и секретарь Энн Салливан. Десмонд Досс, который сознательно отказался от военной службы и, будучи невооруженным санитаром, под вражеским огнем вынес с поля боя 75 раненых солдат в битве за Окинаву. Магси Богз, который при росте 160 см играл в NBA. Мадлен Олбрайт, будущий госсекретарь США, беженка из Чехословакии, которая подростком продавала бюстгальтеры в универмаге Денвера. Парень из Аргентины, работавший уборщиком и вышибалой, который трудился не покладая рук и стал папой римским.
Рассуждая о Финне и прочих транжирах или об Олбрайт, продававшей бюстгальтеры, мы как мотыльки тянемся к пламени самого укоренившегося мифа о свободе воли. Мы уже рассматривали версии частичной свободы воли — не сейчас, а в прошлом; не здесь, но там, где вы не ищете. Тут перед нами еще одна ее разновидность — да, у нас есть природные данные, таланты, недостатки и дефициты, неподвластные нашему контролю, но именно мы, мы, самостоятельные, свободные, хозяева своей судьбы, выбираем, что нам с этими данными делать.
Да, вы не регулировали то идеальное соотношение медленно и быстросокращающихся волокон в мышцах ног, которое сделало вас прирожденным марафонцем, но именно вы преодолевали боль у финишной черты. Да, вы не выбирали унаследованный вами генный вариант глутаматного рецептора, который снабдил вас отличной памятью, но ваша лень и спесь — целиком ваша ответственность. Да, возможно, вы унаследовали гены предрасположенности к алкоголизму, но именно вы достойно сопротивляетесь искушению выпить.
С потрясающей отчетливостью этот дуализм компатибилистов проявился в случае Джерри Сандаски, футбольного тренера из Пенсильвании, серийного растлителя малолетних, которого в 2012 г. приговорили к 60 годам тюрьмы. Вскоре после этого на CNN вышла статья под провокационным заголовком «Заслуживают ли педофилы сочувствия?» (Do Pedophiles Deserve Sympathy?).
Психолог Джеймс Кантор из Университета Торонто проанализировал нейробиологию педофилии. Неудачное сочетание генов, эндокринные аномалии в процессе внутриутробного развития, травмы головы в детстве — вот что повышает ее вероятность. Можно ли предположить, что все решает нейробиология, что существуют люди, обреченные стать педофилами? Безусловно. Кантор делает правильный вывод: «Человек не выбирает, быть ему педофилом или нет».
Но затем он делает достойный олимпийской медали прыжок через ложную дихотомию компатибилизма размером с Гранд-Каньон. Может ли статься, что по этой причине Сандаски заслуживает меньшего порицания и наказания? Нет. «Человек не выбирает, быть ему педофилом или нет, но может выбрать не растлевать детей» (курсив автора книги. — Republic).
Приведенная ниже таблица формализует эту дихотомию. Слева — биологические данные, которые, по мнению большинства, неподвластны нашему контролю. Конечно, мы об этом помним не всегда. Мы хвалим и выделяем хориста, который никогда не сфальшивит благодаря абсолютному слуху (это биологическая, наследуемая черта)**.
**Абсолютный слух — классическая иллюстрация того, что гены — это потенциал, а не гарантия. Исследования предполагают, что идеальный слух наследуется, но для того, чтобы он проявился, человек с раннего детства должен быть погружен в музыку.
Мы превозносим баскетболиста за удачный бросок, упуская из виду, как ему в этом помог рост 2,2 м. Мы чаще улыбаемся привлекательным людям, чаще голосуем за них на выборах и реже осуждаем их за преступления. Да, да, смущенно соглашаемся мы, когда нам на это указывают, — конечно, они не выбирали форму своих скул.
Обычно мы хорошо помним, что биологические данные — те, что в таблице слева, — от нас не зависят.
ТАБЛИЦА
Справа — свобода воли, которую вы якобы проявляете, выбирая, что делать со своими биологическими данными — вы, сидящий в бункере в мозге, но не в бункере мозга. Ваше «я», видимо, сделано из наночипов, старых радиоламп, обрывков древнего пергамента со строками воскресных проповедей, сталактитов назидательного голоса вашей матушки, прожилок серы, заклепок здравого смысла. Из чего бы ни состояло ваше истинное «я», это точно не студенистый биологический мозг, фу.
Правая часть таблицы, если рассматривать ее как свидетельство существования свободы воли, — это вотчина компатибилистов, питательная почва осуждения и похвалы. Мысль, что сила воли состоит из нейронов, нейромедиаторов, рецепторов и тому подобного, выглядит такой трудной и нелогичной. Кажется, есть объяснение проще: сила воли — это то, что происходит, когда на эту вашу небиологическую сущность просыпается волшебный порошок.
Но — и это один из самых важных моментов в книге — правую часть таблицы мы контролируем так же слабо, как и левую. Обе стороны в равной степени есть сумма неподвластной нам биологии, взаимодействующей с неподвластной нам средой. Если мы хотим понять биологию правой части таблицы, пришла пора сосредоточиться на самой интересной части мозга — лобной коре, о которой мы уже немного поговорили в прошлых главах.
Поступать правильно, когда это труднее всего
Лобная кора — это самая молодая часть мозга; у нас, приматов, она пропорционально больше, чем у других млекопитающих; если посмотреть на варианты генов, характерные только для приматов, непропорционально большой процент из них экспрессируется именно в лобной коре.
Лобная кора человека пропорционально больше и/или сложнее устроена, чем у любого другого примата. Как было сказано в предыдущей главе, созревает она последней; формирование лобной коры заканчивается только на третьем десятке; возмутительно поздно, учитывая, что бóльшая часть мозга полностью включается в работу уже в течение первых лет жизни. Из этой задержки вытекает одно из основных ее следствий: на протяжении четверти века лобную кору формирует среда.
Лобная кора — одна из самых энергоемких частей мозга. Там есть нейроны, которые не встречаются больше нигде. А самая интересная часть лобной коры — префронтальная кора (ПФК) — пропорционально даже больше, чем остальная часть лобной коры, и в процессе эволюции появилась позже всего (нейроанатомы перевернутся в могилах, но с этого момента под ПФК я для простоты буду подразумевать всю лобную кору целиком).
Напомню, что ПФК отвечает за исполнительные функции и принятие решений. Причем основная специализация ПФК — принятие трудных решений под давлением искушения: откладывание вознаграждения, долгосрочное планирование, контроль побуждений, регулирование эмоций. ПФК заставляет вас поступать правильно, когда это труднее всего. Вопрос крайне актуальный для той ложной дихотомии между природными данными, которые вручает вам судьба, и тем, как вы ими распоряжаетесь.
Когнитивная ПФК
В качестве разминки давайте посмотрим, как выглядят «правильные поступки» в когнитивной сфере. Если вам нужно сделать что-то по-новому, не так, как вы делали это раньше, именно ПФК мешает вам скатиться к привычному образу действий.
Посадите человека перед компьютером и скажите ему: «Правило такое: загорается синий свет, нажимайте левую кнопку; красный — правую». Позвольте испытуемому проделать так несколько раз, чтобы освоиться. «А теперь поступайте наоборот: синий свет — правая кнопка; красный — левая». Пусть он теперь привыкнет к новому правилу, после чего вернитесь к первоначальному. Каждый раз, когда правило меняется, задача ПФК — подсказывать: «Помни, синий теперь означает…» А теперь быстро перечислите месяцы в обратном порядке. ПФК активируется, подавляя заученный ответ: «Помни, сейчас нужно говорить сентябрь-август, а не сентябрь-октябрь».
Чем сильнее активируется лобная кора, тем лучше человек справляется с заданием. Эффективный способ оценить функции лобной коры — это посмотреть, как они работают у людей с поврежденной ПФК (после некоторых типов инсульта или при деменции). Такие люди испытывают большие трудности с подобными «обратными» задачами. Сделать правильно слишком трудно, если правильно — это не так, как всегда.
Итак, ПФК отвечает за соблюдение нового правила или нового варианта правила. Следовательно, зона ответственности ПФК может изменяться. Как только новое правило перестает быть новым, его выполнение становится задачей других, более автоматизированных мозговых структур. Не многим из нас нужно подключать ПФК, чтобы не справлять нужду нигде, кроме туалетной комнаты; но года в три было иначе.
Для «правильных» действий от ПФК требуется два разных умения. Она должна отдавать строгий приказ «делай так» по нейронному пути, связывающему ПФК с лобной корой, а потом с дополнительной моторной областью (ДМО из главы) и моторной корой. Но еще важнее сигнал «а так не делай, даже если привык». Первостепенная задача ПФК, та, что важнее даже отправки возбуждающих сигналов в моторную кору, — это торможение мозговых структур, отвечающих за привычные действия. Вспомнив главу, отметим, что именно ПФК — ключевой аргумент, доказывающий, что у нас нет ни свободы воли, ни сознательной свободы вето.
Социальная ПФК
Очевидно, что венец миллионов лет эволюции лобной коры — это вовсе не перечисление месяцев задом наперед. Это социальные функции — например, притормозить поступки, совершить которые эмоционально проще. ПФК — центр нашего социального мозга. Чем больше средний размер социальной группы у приматов, тем больший процент мозга отводится ПФК; чем шире у человека круг интернет-общения, тем больше соответствующая подобласть ПФК и обширнее ее связи с лимбической системой.
Так где причина и где следствие? Это социальность вида способствует увеличению ПФК или большая ПФК способствует социальности? По крайней мере, частично верно первое: возьмите обезьян, живущих поодиночке, объедините их в большие, сложные социальные группы, и через год ПФК увеличится у всех; более того, самый значительный рост покажет ПФК той особи, что окажется на вершине иерархии***.
*** Это сообщает нам нечто важное о доминировании у приматов. Например, самцу павиана для достижения высокого ранга требуются мощные мускулы, острые клыки и победа в драке с правильным соперником. Но чтобы удержаться на вершине иерархии, ему нужно избегать драк, держать себя в руках и игнорировать провокации, уметь запугивать соперников так, чтобы те просто не осмеливались лезть на рожон; кроме того, ему нужно быть достаточно дисциплинированным и надежным партнером по коалиции (не таким, как Финн), чтобы кто-нибудь всегда прикрывал ему спину. Альфа-самец, который постоянно дерется, долго в должности не продержится; успешное альфа-лидерство — это минималистское искусство не воевать.
Нейровизуализационные исследования показывают, что именно ПФК придерживает эмоциональные области мозга, помогая нам поступать (и думать) правильно. Поместите добровольца в сканер мозга и показывайте ему изображения лиц. Удручающий, легко воспроизводимый эксперимент: стоит показать лицо человека другой расы, и примерно у 75% испытуемых возбуждается миндалина — область мозга, отвечающая за страх, тревогу и агрессию. Меньше чем за десятую долю секунды!**** После чего ПФК делает самое трудное. У большинства испытуемых через несколько секунд после активации миндалины в игру вступает ПФК и вырубает ее. С небольшим запозданием подключается лобная кора: «Не думай так. Я не такой». А кто те люди, у которых ПФК не отключает миндалину? Эти открыто и недвусмысленно исповедуют расизм: «Да, я именно такой».
**** Здесь есть свои тонкости. Многое зависит от того, кто изображен на фотографии: дюжий молодчик — и миндалина моментально заводится; хрупкая старушка беспокоит ее меньше. Незнакомец вызывает более сильную реакцию, чем обожаемая знаменитость другой расы — миндалина причисляет ее к почетным МЫ. Что известно о тех 25%, чья миндалина не реагирует на лица людей другой расы? Как правило, они выросли в многорасовых сообществах, имели близкие отношения с людьми другой расы или перед экспериментом их настроили на индивидуальный подход к восприятию лиц. Другими словами, скрытый расизм, закодированный в миндалине, — отнюдь не приговор.
В другом эксперименте испытуемый в сканере мозга играет в онлайн-игру с двумя другими людьми — каждый из них представлен символом на экране; вместе они образуют треугольник. Они перебрасываются виртуальным мячом: участник нажимает одну из двух клавиш, определяя, кому отправить мяч; двое других перекидывают мяч друг другу и возвращают испытуемому.
Так продолжается некоторое время, все довольны, а затем, о нет, двое других перестают подавать испытуемому мяч. Это кошмар средней школы: «Они не хотят со мной дружить». Мгновенно возбуждается миндалина, а также островковая кора, область, связанная с отвращением и страданием. Но проходит немного времени, и ПФК подавляет активность этих зон: «Взгляни со стороны: это всего лишь глупая игра».
Однако у некоторых людей ПФК возбуждается сильнее, миндалина и островок не успокаиваются, и субъект страдает все больше. Кто эти несчастные? Подростки — их ПФК пока не может не обращать внимания на социальный остракизм. В том-то все и дело*****.
*****Подобные исследования включают в себя контрольное испытание, демонстрирующее, что в таких случаях пробуждается именно социальная тревога, а не что-то другое: двое других участников перестают подавать испытуемому мяч, но ему говорят, что это из-за проблем с компьютером. Если дело в компьютере, а не в социальном остракизме, то мозг вышеописанным образом не отреагирует.
Еще немного о том, как ПФК контролирует миндалину. Время от времени слегка ударяйте добровольца током; всякий раз миндалина ощутимо возбуждается. Теперь создайте у добровольца условный рефлекс: непосредственно перед каждым ударом показывайте ему какой-нибудь совершенно нейтральный предмет — кастрюлю, сковороду, веник или шляпу. Вскоре один только вид этого ранее безобидного предмета будет возбуждать миндалину******.
****** Нерадостное открытие: вместо того чтобы приучать испытуемых бояться нейтрального, безобидного предмета, приучите их бояться изображения человека, не принадлежащего к их социальной группе. Люди учатся ассоциировать такие изображения с ударом тока быстрее, чем если бы на картинке был изображен кто-то из условных своих.
На следующий день покажите испытуемому изображение предмета, на который сформировалась условная реакция страха. Миндалина возбуждается. Только сегодня никто испытуемого током не бьет. Сделайте так несколько раз, не подключая удары током. Постепенно вы «затормозите» реакцию страха; миндалина перестанет реагировать. Если, конечно, ПФК работает нормально. Вчера миндалина усвоила, что «веники — это страшно». Теперь же ПФК понимает: «но не сегодня», и успокаивает миндалину*******.
******* Неужели ПФК заставляет миндалину забыть, что колокольчика нужно бояться? Нет — страх никуда не делся, это лобная кора его подавляет. Как можно это доказать? В третий день исследования снова бейте испытуемых током после предъявления того самого произвольного предмета. В этот раз человек усваивает ассоциацию быстрее, чем позавчера, — миндалина все помнит.
Блестящие исследования гарвардского нейробиолога Джоша Грина позволяют нам еще глубже заглянуть в тайны ПФК. Испытуемые, помещенные в сканер мозга, играют в игру на случайное отгадывание с долей успешных попыток, равной 50%. Затем исследователи прибегают к дьявольски хитрой манипуляции. Испытуемым сообщают, что в компьютере произошел сбой и они не могут ввести свой ответ; ничего страшного, говорят им, мы просто покажем вам правильный ответ, а вы скажете, совпадает он с вашим или нет. Другими словами, участникам предоставляется шанс обмануть. Достаточно проделать так несколько раз, и вы сразу увидите, кто начал жульничать — доля успешных ответов у них превысит 50%.
Что происходит в мозге обманщиков, стоит им столкнуться с соблазном? Мощная активация ПФК — нейронный эквивалент внутренней борьбы с желанием схитрить. Далее — принципиально важное открытие. Находятся испытуемые, которые вообще не жульничают — как им это удается? Может, их поразительно сильная ПФК каждый раз кладет беса на лопатки? Железная воля? Нет, дело не в этом. У таких людей ПФК вообще не возбуждается. В какой-то момент запрет писать в штаны больше не требует вмешательства ПФК — точно так же и у честных людей закрепляется автоматическая реакция «я не обманываю». Как формулирует это Грин, вместо того чтобы усилием воли сопротивляться призыву сирен ко греху, эти люди испытывают состояние «благодати». Им нетрудно поступать правильно.
Лобная кора контролирует неподобающее поведение и другими способами. Один из примеров связан с областью мозга под названием «полосатое тело», которое имеет отношение к автоматическому, привычному поведению — такому, каким может воспользоваться миндалина, активировав его. В качестве запасного плана ПФК посылает ингибирующие проекции в полосатое тело: «Я запретил миндалине так делать, но если эта забияка решит поступить по-своему, не слушай ее».
Как повреждение ПФК влияет на социальное поведение? Это называется лобный синдром (синдром психической расторможенности). Каждого из нас порой посещают гнусные, похотливые, хвастливые, злобные мысли — мы пришли бы в ужас, если бы о них кто-нибудь узнал. При лобном синдроме вы будете говорить и делать именно такие вещи. Когда подобное заболевание настигает 80-летнего старца, его ведут к неврологу. Если человеку 50, то обращаются обычно к психиатру. Или в полицию. Как выяснилось, значительный процент людей, отбывающих наказание за насильственные преступления, имеют в анамнезе травмы головы с сотрясением мозга, задевшим ПФК.
